14.08.2020

Театр за стенами: о водевиле

РАЗВЛЕЧЕНИЕ ПАРИЖАН
«Театр здесь любимое и, можно сказать, общее занятие
почти всех жителей» Н.С. Всеволожский
Сегодня в рубрике "Театр за стенами" ("Театр fuori le mura") #театрзастенами мы поговорим об одной из самых интересных страниц истории театра, а именно – о водевиле.

Казалось бы, водевиль – это драматический жанр, вид театрального представления, который принадлежит только своей эпохе – его взлёт на вершины европейской сцены был коротким: конец 18 – первая половина 19 века, закат стремительным, и водевиль «растворился» в других популярных формах театральных и не совсем театральных развлечений: оперетте, музыкальной комедии, современной комедии положений, эстраде…
Но несмотря на справедливость этого замечания – театральная, а вместе с ней и кино- культура на протяжении вот уже более чем столетия регулярно возвращается к водевилю, находя в нём те непосредственность и не омраченное назиданием веселье, которых так часто не хватает «серьезным» комедиям…



Так что же такое водевиль по существу и определению?

Родина водевиля, конечно же, Франция. Исторические истоки этого легкого комедийного жанра теряются где-то в позднем средневековье, когда в сельской Нормандии получили широкое распространение «водевиры» – шуточные или сатирические песенки, согласно легенде, родившиеся где-то на просторах «val de Vir» (долины реки Вир). Довольно быстро они распространились за пределы Нормандии и влились в городскую культуру Франции, объединившись с разнообразными песенными жанрами городского фольклора: любовными песенками Парижа, которые называли «voix de ville» («голоса города») и городскими сатирическими куплетами, получившими, в результате этих симбиотических процессов имя «vaudeville». Немного позднее – в конце XVII – начале XVIII вв., эти куплеты стали традиционно включать в небольшие пьески, как правило, составлявшие основу ярмарочных представлений, их так и называли – «представление с водевилями». И наконец, к середине XVIII века водевиль получил статус самостоятельного театрального жанра – популярность его во Франции была настолько велика, что в 1792 году группа актеров театра «Комеди Итальенн» открывает в Париже театр «Водевиль».

Нам сегодня нужно сделать значительное усилие, чтобы понять, чем был театр для парижан в конце XVIII – начале XIXвв., – сначала Французская революция, а затем бурно развивающаяся городская буржуазная культура сделали театр той публичной площадкой, где горожане могли обсуждать важные для себя темы и проблемы, аллюзии на которые являлись едва ли не обязательным признаком любого театрального представления, в том числе и водевильного. В первой половине XIX века вечернее посещение театра стало любимым и обязательным развлечением для парижан практически всех сословий. Русский историк и писатель Владимир Михайлович Строев в своих путевых заметках о Париже в 1838-39 гг. с удивлением и очевидным восхищением отмечал: «Страсть парижанина к театру превосходит всякое вероятие: он бросит жену и детей и пойдет смотреть сценическую новость; откажет себе в самом необходимом, в половине обеда, и на последние деньги купит билет, чтобы похлопать или посвистать».


Париж театр "Водевиль", 1900г.

И вот именно в это, чрезвычайно плодотворное для театра время, особое место в иерархии театральных жанров занял водевиль. Почему?
Водевиль, как мы уже поняли – жанр синтетический и многогранный. Для французов и, особенно, парижан в нем удачно соединились черты простонародной развлекательной, ярмарочной культуры и злободневная публицистика, касающаяся всех сторон жизни – от повседневной и бытовой до политической.

Водевиль – это всегда увлекательная интрига, эксцентрические образы, буффонада, пантомима (оставшиеся в наследство от ярмарочного театра), стремительный ритм, живые диалоги, обязательное общение со зрителями, многочисленные вокальные и танцевальные номера, смешные и злободневные куплеты, которые после представлений распевал Париж… Водевиль – это веселье, юмор, шутки, каламбуры – все то, без чего трудно представить себе настоящего француза, и что, наверное, позволяет ему достойно пережить перипетии своей непростой истории…

Любимые авторы парижского (и не только) водевильного театра – Эжен Скриб, написавший более 150 пьес, в их числе легендарный «Стакан воды», и Эжен Лабиш, пожалуй, самая знаменитая пьеса которого «Соломенная шляпка» не сходила со сцены до начала XX века (она же дала жизнь известному советскому фильму).


ВЕДЬ И МЫ ТАКИЕ ЖЕ ЛЮДИ, КАК ФРАНЦУЗЫ…
Густо роится эфемерное войско водевилей, летучих детей чужой народности… (О современном состоянии русской сцены. – Репертуар и Пантеон, 1843 г.)
На русской сцене водевиль «обжился» значительно позже – в десятых, а скорее, даже в двадцатых годах XIX века и сразу стал очень популярным, в первую очередь, конечно, в театрах столиц. Но, что для парижанина, безусловно, хорошо, для русского зрителя и критика – предмет глубоких раздумий и острой полемики.
Резкие отзывы Белинского, который называл водевили «незаконными детьми ума нашего столетия» и Гоголя, который вообще считал, что «русский водевиль – это довольно странно» – на долгие годы вперед определили снисходительное, почти презрительное отношение к этому жанру в «серьезной» театральной истории.
Да и для тех, кто более чем лояльно относился к водевилям в целом, французские водевили «чистого» жанра (Скриб, конечно же: «…этот гений мелочности, этот Мольер поверхностей, куплетный Бомарше! Только тот водевиль хорош, только та мелкая комедия имеет успех, которые вылиты в форму Скриба», –писал Ф.В. Булгарин), хотя и вызывали восхищение и во многом признавались полезными для театра и артистов, обнаруживали и свою недостаточность для русского театра, а шире – русской жизни, с ее специфическими сюжетами, особыми отношениями и укладом, менталитетом публики.
Интересны причины, которыми объяснялась эта недостаточность, думается, что они и сегодня не потеряли своей актуальности: «…замысловатость комедии, составляющая главное её достоинство, совершенно исчезает для наших зрителей, по большей части мало знакомых с французскими нравами и обычаями», или другое: «Одна из необходимых принадлежностей водевиля – женщины; но ведь положение женщины, значение ее в обыкновенном быту у Французов далеко иное, чем покуда у нас…».
Поэтому в дополнение к переводным с французского водевилям, русская сцена заполнялась многочисленными «переделками», которые не просто стали характерной чертой русской театральной культуры XIXвека, но дали толчок развитию оригинальных комедийных жанров, в том числе и оригинального водевиля 1830-1840-х гг. и, в определённой степени, повлияли даже на творчество нашего главного комедиографа – Островского.
Одной из наиболее ярких таких переделок стал водевиль Д.Т. Ленского «Лев Гурыч Синичкин или Провинциальная дебютантка» (1840 г.), который был вольной интерпретацией французского водевиля «Отец дебютантки». Ленский, по сути, написал оригинальное произведение, взяв за основу фабульную линию французского источника. Оригинальное в том, насколько точно и верно он отразил атмосферу современного ему провинциального театра, создал выразительные и узнаваемые характеры, соединил мягкий юмор и трогательную мелодраму.
Очевидно, было в этом водевиле что-то настолько привлекательное, что позволило ему не только долго держаться на сцене в XIX веке, но и стать сюжетом популярного советского фильма уже в далекой от 1840 года второй половине XX – ценители отечественного кино наверняка помнят эту симпатичную экранизацию Александра Белинского 1974 года с блестящим актерским ансамблем…
Вообще, можно сказать, что если не театральная (за исключением немногих опытов в жанре оригинального водевиля 1920-30-х гг. – И. Ильф и и Е. Петров, В. Катаев), то советская киноистория дала вторую жизнь водевилю, как полноценному зрелищному жанру. В том же 1974 году Леонид Квинихидзе и Исаак Шварц сделали практически бессмертной для отечественного зрителя «Соломенную шляпку» Эжена Лабиша; в 1979 году на экраны вышла комедия-водевиль Светланы Дружининой «Сватовство гусара» с не менее блестящей музыкой Геннадия Гладкова; наконец в 1980 году своеобразный итог этим экспериментам со старым жанром подвел фильм «Ах, водевиль, водевиль…» с музыкой Максима Дунаевского, песни из которого и сегодня отдаются благодарным эхом в душах уже постсоветских поколений зрителей….
Поэтому в ответ на сетование Фаддея Булгарина более чем стопятидесятилетней давности: «Ах, Боже мой, неужели у нас нет уже настолько изобретения, чтоб мы, не могли выдумать завязки водевиля! Куда ни оглянись, везде сюжет для водевиля или для шутки! Ведь и мы такие же люди, как Французы, так же милы, любезны, добры, просты, смешны, т.е. и у нас есть то же, что в целом мире, в целом человечестве…», – мы могли бы ответить: «Такие же!» – мы тоже готовы, затаив дыхание, следить за интригой, беззаботно смеяться, притворно сердиться, ждать благополучной развязки и распевать куплеты… Наш серьезный театр XX века не часто предоставлял нам такую возможность, но «тоска по водевилю», все же, время от времени находит себе выход на театральные подмостки…


Илья Репин "Во время водевиля"

И ОПЯТЬ, НА ВОПРОС «КТО ВИНОВАТ?»
приходится ответить:
«ПАРИЖ»…
Можно ли сегодня с полной уверенностью сказать, что водевиль – это устаревший, архаичный жанр, для которого практически нет места рядом с, несомненно, более экономичными современными комедиями положений и более затратными, но грандиозными мюзиклами и другими сценическими шоу? Тем более, что водевили требуют в большей или меньшей степени, соблюдения исторической обстановки, в которой и для которой были написаны…
Отчасти это, конечно, верно, но в то же время нельзя не сказать, что современные театры периодически возвращаются к «старинным» водевилям, предлагая зрителям, на первый взгляд, непритязательное в своем комизме, но на самом деле, не такое, все же, безусловно легкое зрелище, потому что, как мы уже говорили – наши нравы за сто с лишним лет так и не приобрели французской лёгкости, да и положение женщины в нашем обществе («быту» – как сказали бы критики XIX века) далеко от европейских стандартов…
И, тем не менее – старинные водевили хоть и нечасто, но идут на современных сценах, как в столицах, так и провинции, в данном случае мы говорим о российских театрах.
Кроме знаменитых «Стакана воды» и «Соломенной шляпки», в репертуаре театров можно увидеть «Дамскую войну» Эжена Скриба; учебные театры охотно ставят «Пощечину» и другие водевили Эжена Лабиша. Но чаще, все-таки, театры обращаются к оригинальным русским водевилям, кроме «Льва Гурыча Синичкина», это, например, «Беда от нежного сердца» В. Соллогуба, «Аз и Ферт» П. Федорова, «Стряпчий под столом» Д. Ленского и некоторые другие.
Старый французский водевиль – эстетическая редкость на современной сцене, тем он интереснее. И, очевидно, соперничать со Скрибом и Лабишем сегодня все основания имеет Жорж Фейдо.
Жорж Фейдо – комедиограф поколения, пришедшего во французскую театральную культуру вслед за Скрибом и Лабишем (р. в 1862 г.), поэтому в своем, преимущественно водевильном, творчестве (Фейдо автор примерно 40 пьес) он в полной мере выразил все переживания, характерные для «fine de siècle», помещенные в пространство повседневной жизни полусвета (сейчас бы мы сказали – среднего класса, претендующего на более значительное место в социуме). Поэтому, конечно, Фейдо ближе современному зрителю, чем Скриб, который на его фоне выглядит аристократом, и даже Лабиш, с его, в общем-то, незамысловатыми буржуазными коллизиями.
И поэтому Жорж Фейдо имеет в арсенале больше востребованных сегодня пьес, чем Скриб и Лабиш, вместе взятые – это и «Дамский портной», и «Ключ от спальни», и «Золотой век» – даже в русском театре, не говоря уже о французском театре и кинематографе, где его с большой любовью продолжают ставить и экранизировать.
Для любопытных: относительно недавно, в 2003 году, Эльдар Рязанов, опираясь на идею и сценарий Фейдо, снял кинокомедию «Ключ от спальни», действие которой перенесено в Российскую империю рубежа XIX-XX вв.
Наш Ивановский областной драматический театр, о котором мы говорим в этой рубрике в большом историческом и культурном контексте, совсем скоро предложит зрителям познакомиться со старинным водевилем Жоржа Фейдо «Во всём виноват Париж», поставленным петербургским режиссером Владимиром Глазковым и петербургским художником Алексеем Улановым.
Станет ли новая постановка нашего театра столь же дорогой для зрителей, как другие, зависит не только от режиссёра и художника, которые стремились придать пьесе современную динамику и привнести в изящный, но уже довольно архаичный текст Фейдо актуальную, для сегодняшнего времени «пост» – уже второго по счету «fine de siècle» в новой истории человечества – сумашедшинку, поддержанную немного хулиганским и в допустимой мере гротескным по отношению к историческим источникам визуальным образом спектакля; и не только от артистов, которые на наших глазах превращают идеи режиссера в увлекательное сценическое действие.
Счастливая сценическая судьба спектакля не в меньшей степени зависит и от вас – дорогие зрители, потому что только ваша увлеченность новой эстетической задачей (смотрим, все же, старинный французский водевиль!), ваше стремление проникнуть в перипетии невозможной и немыслимой, на первый взгляд, интриги, ваше желание перенести ее содержание и пафос в день сегодняшний, могут стать тем, самым важным, звеном, которое дает возможность развиваться театру, идущему по пути поисков и экспериментов!